Успех как хрупкая конструкция — Нассим Талеб
Речь на выпускной церемонии в Американском университете Бейрута, 2016 год
Мое образование — результат биржевых спекуляций и рискованных сделок при некотором содействии школы. — Нассим Талеб
Дорогие выпускники!
Это первая для меня выпускная церемония (я свою пропустил). Не очень понимаю, как читать вам лекцию об успехе, потому что сам пока не чувствую себя успешным человеком, и это не ложная скромность.
Успех как хрупкая конструкция
У меня есть только одно определение успеха: каждый вечер, глядя на себя в зеркало, вы думаете о том, смогли бы вы сейчас разочаровать себя в восемнадцать лет — примерно с этого возраста жизнь начинает портить человека. Пусть судьей будет только восемнадцатилетний вы, не ваша репутация, не состояние, не положение в обществе, не медали на лацкане. Если не чувствуете неловкости перед ним, вы успешный человек. Все прочие определения успеха — только модные придумки, хрупкие модные придумки.
В Древней Греции главным критерием успеха была героическая смерть. Наш мир уже не такой воинственный, даже здесь, в Ливане, поэтому успех стоит заново определить как героический путь на благо общества, воспринимайте понятие общества узко или широко, как хотите. Так как все, что вы делаете, это не только для себя. Тайные общества устанавливали правило для «человека чести» (uomo d’onore) — вы делаете что-то для себя и что-то для других. И добродетель неотделима от мужества. Например, мужества делать что-то непопулярное. Брать на себя риск ради других, необязательно ради человечества, можно и ради движения «Бейрут — мой город», можно ради местного самоуправления. Чем более «микро» и менее абстрактно, тем лучше.
Успех требует отсутствия хрупкости. Я знал миллиардеров, до смерти запуганных журналистами, очень богатых людей, сломленных тем, что родственник стал еще богаче, лауреатов Нобелевской премии, трепещущих от каждого комментария в сети. Чем выше вы поднялись, тем больнее падать. Практически для всех, кого я знал, внешний успех означал повышенную хрупкость, обостренную незащищенность. Хуже всех приходится «бывшим» людям с резюме на четыре страницы, которые, уйдя в отставку с зависимостью от угодничества бюрократического аппарата, чувствуют себя отвергнутыми: как если бы вы вернулись домой и обнаружили, что кто-то вывез всю мебель.
Но самоуважение жизнестойко. Это идея школы стоиков, которая, между прочим, была основана финикийцами. (Если кто-то не знает, кто такие стоики, я бы сказал, что это буддисты с проблемой конфликтного поведения. Представьте себе ливанца-буддиста). Я знаю настоящих людей в моем родном Амьюне, они гордятся, что родились там, участвуют в жизни местного общества, они засыпают с чувством гордости и просыпаются счастливыми. Или российские математики, получавшие в трудный постсоветский период зарплату 200 долларов в месяц и гордившиеся тем, что занимались делом, которое могли оценить по достоинству не больше 20 человек. Они считали, что носить или принимать награды — признак слабости, отсутствия веры в собственное дело. Как ни странно, среди богатых тоже есть настоящие люди, только о них мало знают, потому что они не любят светской суеты. Просто живут по соседству, пьют анисовую водку, а не шампанское «Вдова Клико».
Личная история
Немного о себе. Наверное, разочарую вас, но все, что, по вашему мнению, рождается в результате глубоких философских раздумий, просто маскировка. Главный двигатель — неистребимый азарт игрока. Представьте себе игромана, изображающего из себя священника. Трудно поверить, но мое образование — результат биржевых спекуляций и рискованных сделок при некотором содействии школы.
Мне повезло в том, что я ощущаю себя больше обитателем античного Средиземноморья или средневековой Европы, чем современным человеком. Я родился в библиотеке: у моих родителей был абонемент в библиотеке Антуан на площади Баб Идрисс и собственная библиотека. Они покупали книг больше, чем могли прочесть, поэтому были рады, что кто-то все это читает вместо них. Отец общался с самыми эрудированными людьми Ливана, особенно с историками. К нам часто в гости приходили иезуитские священники, и их разносторонняя эрудированность стала для меня примером для подражания. Так сформировалось мое понимание образования: преподавателей приглашают на ужин и задают вопросы. Я ценил эрудированность больше интеллекта и сейчас не изменил своего мнения. Я хотел быть писателем и философом. Для этого нужно прочитать тысячи книг, и если ваши знания ограничены программой ливанского бакалавриата, у вас нет никаких преимуществ. Поэтому я много прогуливал школу, а с 14 лет стал читать запоем все подряд. Вскоре я заметил, что не могу изучать предметы, кем-то мне навязанные. Я стал разделять школьную программу ради диплома и чтение ради образования.
Первый переломный момент
Какое-то время я плыл по течению без особой цели, до 23 лет оставаясь на восьмой странице своего Великого ливанского романа (он продвигался со скоростью одна страница в год). Перелом произошел в один прекрасный день, когда в Уортонской школе бизнеса я случайно начал читать о теории вероятности и заболел ею. Как я уже сказал, это не было результатом возвышенных философских раздумий и жажды знаний, а всего лишь следствием острых ощущений и гормонального всплеска, которые испытываешь, рискуя на бирже. Знакомый рассказал мне о сложных финансовых инструментах, и я решил попробовать ими заняться. Такое сочетание торговли и высшей математики. Эта область была новой и неизведанной. Но очень, очень сложной с точки зрения математики.
Жадность и страх — настоящие учителя. Я был как наркоман с низким уровнем интеллекта, способный на самые изобретательные хитрости, чтобы получить дозу. В ситуации риска в голове что-то щелкало, и все эти теоремы оживали. При пожаре человек бежит быстрее, чем на любых соревнованиях. Но когда не было реального действия, я снова тупил. Кроме того, я был трейдером, поэтому вся моя математика была настроена только на эти задачи, сшита как перчатка по руке, в отличие от кабинетных ученых, которым приходится искать применение своим теориям. Использование математики для решения практических задач было совсем другим делом, оно требовало глубокого понимания проблемы для применения к ним уравнений. Поэтому после 12 лет практики мне было намного легче получить докторскую степень в области финансовой математики, чем добиваться степеней попроще.
В процессе я обнаружил, что экономисты и социологи используют для решения своих задач неправильный математический подход, и это потом стало темой «Черного лебедя». У них были неверные инструменты, они делали возмутительные ошибки, и продолжают их делать. Их методы недооценивают «хвостовые риски» — маловероятные, но значительные события. И они слишком самонадеянны, чтобы признать это. После краха 1987 года благодаря этому открытию уже в возрасте двадцати с небольшим лет я обеспечил себе финансовую независимость.
Поэтому я считал своим долгом рассказать о том, как мы использовали вероятность, как воспринимали неопределенность и как справлялись с ней. Вероятность — логика науки и философии, она затрагивает многие дисциплины: теологию, философию, психологию, точные науки, а также практическую область управления рисками. (Между прочим, теория вероятности родилась на территории Леванта в 8 веке нашей эры под названием 3elm el musadafat, «наука вероятностей» и использовалась для дешифровки посланий). Поэтому последние тридцать лет я перескакивал с предмета на предмет, не давал людям покоя и подшучивал над теми, кто воспринимал себя слишком серьезно. Берешь медицинскую карту и спрашиваешь какого-нибудь важного ученого, как он трактует «р-величину» — автор в шоке.
Международная ассоциация жонглеров именами
Второй перелом случился со мной во время кризиса 2008 года, который оправдал мои убеждения, но заставил принять на себя еще больший риск. С кризисом пришла слава, и я обнаружил, что не выношу популярность, известных людей, икру, шампанское, вычурные блюда, дорогое вино, а еще больше винных критиков. Я люблю закуску мезе с анисовым араком, а еще кальмаров в чернилах, вот и все, что мне нужно, а вкусы богатых людей навязаны им системой, созданной, чтобы их доить. Свои вкусы я осознал после ужина в компании надутых и скучных богачей в ресторане с тремя звездами Мишлен. Когда все закончилось, я зашел в кафе по соседству и купил пиццу за $6.95, и с тех пор ни разу не бывал в мишленовских ресторанах и вообще не ел блюд со сложными названиями. У меня аллергия на людей, которые окружают себя знаменитостями, жонглируя их именами (Международная ассоциация жонглеров именами). Целый год я пробыл в центре внимания, а потом вернулся в тишину своей библиотеки (в Амьене или под Нью-Йорком) и решил стать исследователем, выполняя чисто техническую работу. Каждый раз, когда я читаю свою биографию, у меня возникает ощущение, что это про кого-то другого: там написано, что я сделал, а не то, что делаю или хочу сделать.
О советах и ответственности за риск
Я просто рассказываю о своей жизни. Мне трудно давать советы, потому что все советы, которые я когда-либо получал, оказались неверными — хорошо, что я им не последовал. Мне говорили: поставь цель, и я никогда не ставил. Мне говорили: не тяни резину, и я 20 лет тянул с «Черным лебедем», а потом продал 3 миллиона экземпляров. Мне говорили: не нужно включать в книги вымышленных персонажей, и я включил Ниро Тьюлипа и Жирного Тони, потому что иначе мне было скучно. Мне говорили: не нападай на «Нью-Йорк Таймс» и «Уолл Стрит Джоурнал», и чем больше я на них нападал, тем любезнее они со мной становились и тем охотнее публиковали мои заметки в колонке редактора. Мне говорили: не поднимай тяжести, у тебя спина больная, и я стал заниматься тяжелой атлетикой, с тех пор забыл о спине.
Если бы мне пришлось прожить жизнь снова, я был бы еще упрямее и несговорчивее, чем сейчас.
Нельзя что-то делать без ответственности за риск. Если даешь совет, прими на себя заложенный в нем риск. Это одна из вариаций серебряного правила [не поступай с другими так, как не хочешь, чтобы они поступили с тобой]. Поделюсь некоторыми из своих приемов.
- Не читайте газет, новостей ни в каких видах и формах.
Чтобы убедиться в этой истине, попробуйте почитать прошлогодние газеты. Это не значит совсем исключить новости, просто переходите от событий к новостям, а не наоборот.
- Если что-то считаете чушью, скажите об этом вслух и громко.
Возможно, это вам повредит, но зато укрепит вашу антихрупкость: в результате вы завоюете доверие тех, кто вам важен. Будучи еще неизвестным автором, я ушел с интервью Bloomberg Radio, потому что журналист нес полную чушь. Через три года я появился на обложке журнала Bloomberg Magazine. Все экономисты мира меня ненавидят (конечно, кроме экономистов Американского университета Бейрута).
Я пережил две кампании черного пиара, получил поддержку Ральфа Нейдера, самого мужественного ливанца со времен Ганнибала, рисковал репутацией, разоблачая преступные корпорации, включая Monsanto, и снова пережил черный пиар из-за этого.
- Проявляйте к швейцару немного больше уважения, чем к главному начальнику.
- Избегайте скучных вещей, кроме уплаты налогов и визита к теще.
Почему? Потому что ваш собственный организм — лучший детектор бессмыслицы, пользуйтесь им как навигатором.
Табу
Таких правил в моих книгах много, поэтому перечислю основные принципы. Итак, главные запреты:
Мышцы без силы
Дружба без доверия
Мнение без риска
Изменения без красоты
Возраст без ценностей
Питание без питательности
Власть без справедливости
Факты без строгости
Диплом без эрудиции
Военная сила без мужества
Развитие без цивилизации
Сложность без глубины
Навык без содержания
Главное — религия без терпимости.
Спасибо за внимание!